Переводчик

см. на сайте Век перевода: http://www.vekperevoda.com/1887/usov.htm/

Михаил Леонович Гаспаров

«Переводчик» Д. С. Усова: с русского на русский

Автор этого стихотворения — Дмитрий Сергеевич Усов (1896–1944), московский филолог, поэт и переводчик. Начинал он в кругу авторов, связанных с альманахом «Жатва» (1911–1916), печатался очень мало, переводил преимущественно с немецкого (и на немецкий; его немецкие переводы из русских поэтов XX в., от Блока до Тихонова, вероятно, можно найти в немецких журналах 1920-х гг.), был членом секции по изучению художественного перевода в ГАХН. Был добр и кроток: «скоро звезды отражать будет», писал о нем в письме Вс. Рождественский. В 1935 г. был арестован по «делу о немецко-русском словаре», работал на Беломоре, умер в Ташкенте («ничего не боящийся и всем напуганный», по выражению Н. Я. Мандельштам). Архив его почти не сохранился. Наиболее обширное собрание его стихов хранится в ОР ГБЛ, ф. 218, к. 1071, ед. 24. Здесь записано и стихотворение «Переводчик» (л. 13 об.). Публикуется оно впервые.

Стихотворение изображает процесс перевода: вторая строфа пересказывается в четвертой близкими, но не тождественными словами, как бы в переводе с русского на русский. Такие парафрастические стихи (не только двукратные, но и многократные) были знакомы поздней античной поэзии; Усов их знал по греческой «Палатинской антологии», из которой сам сделал немало переводов. Русской поэтической традиции такие разработки чужды. Ближе всего к ним подходят, пожалуй, «двойчатки» и «тройчатки» в стихах Мандельштама; большинство их написано позднее, чем усовское стихотворение, но первый образец их — «Соломинка» — относится еще к 1916 г. Любопытно, что в «Соломинке» тоже присутствует образ зеркала, как бы мотивирующий повторение (и притом в обратном, «зеркальном» порядке образов).

Чем отличаются друг от друга вторая строфа Усова и четвертая строфа? Можно ли быть уверенным, что именно первая из них является оригиналом, а вторая переводом, а не наоборот? Может быть, их можно переставить? Что теряет и что привносит переводчик?

Количественно — немного. Коэффициент точности «перевода» (доля сохраненных знаменательных слов от общего числа знаменательных слов оригинала) — 38 %, а если считать, что «звучнее» = «звук» и «луна» = «лунный», то и 54 %. Коэффициент вольности (доля привнесенных слов от общего числа слов перевода) — 33 %. Это близко к наиболее частым показателям точности и вольности в настоящих русских стихотворных переводах XIX–XX вв. (по крайней мере, по обследованному кругу их образцов — пока еще не очень широкому). Интереснее не количественная, а качественная, структурная перестройка текста.

Самое заметное место в стихотворной строке — конец ее: там — рифма, там — усиленное ударение. В первой паре строк «оригинала» рифмующие слова — «тишина», «затихает», в «переводе» — «звук», «движенье», вместо покоя — непокой. Во второй паре строк в «оригинале» — «луна», «сияет», в «переводе» — «круг», «отображенье», вместо реальности — подобие. Первая пара строк дает фон, вторая — суть перевода. В «оригинале» фон стушеван, а перевод ярок; в «переводе» фон активен, а перевод выцвел.

Посмотрим внимательнее на деформацию образов фона. «В час сумерек» стало «В вечерний час»: вместо зрительного образа — отвлеченное, понятийное обозначение времени. (Слово «сумерки» — это полусвет-полутьма, безразлично, утренняя или вечерняя; а слово «вечер» обозначает определенный отрезок суток, независимо от того, ясно в воздухе или туманно.)

«Звучнее тишина» стало «яснее каждый звук»: слуховой образ остался слуховым, но по содержанию стал противоположным — вместо тишины на первый план вышло звучание.

«И город… затихает» стало «затихает в городе движенье»: вместо слухового образа — двигательный, слово «затихает» переменило буквальное свое значение на метафорическое. Подлежащим вместо «города» стало «движенье», от этого двигательный образ из более статичного стал более динамичным.

«Глядится в окна полная луна, но мне она из зеркала сияет» стало «Передо мной не лунный полный круг, а в зеркале его отображенье». Две фразы слились в одну, межфразовый контраст заменился внутрифразовым, сила контраста ослабела (в «оригинале» противопоставляются два положительных утверждения, в «переводе» — отрицательное и положительное). Вместо «сияния» перед зрителем «круг»: зрительный образ из цветового (светового) становится графическим. Вместо нарастания интенсивности «глядится — сияет» — спад интенсивности «круг — отображенье». «Отображенье» — последнее ключевое слово стихотворения, темой которого является словесное отображение — перевод.

За образным уровнем следует стилистический. По сравнению с «оригиналом» «перевод» теряет стилистические фигуры — как бы выцветает. Снят двойной оксюморон: 1) «звучнее тишина», 2) «тишина звучнее, а юрод затихает». Снят параллелизм «глядится в окна… луна — она из зеркала сияет» (с хиастическим расположением подлежащих и сказуемых). Вместо олицетворения, хоть и слабого — «город… затихает» — является прозаическая точность — «затихает в городе движенье». В последних двух строках строфы из двух глаголов не остается ни одного: глагольный, действенный стиль меняется на назывной репрезентирующий (луна не «глядится» и не «сияет», а лишь является «передо мной»). Это тоже примета перевода: подсчетами установлено, что существительные переходят из оригинала в перевод в большем количестве, чем остальные части речи, для переводчика как бы важнее, «о чем говорится», нежели «что говорится».

Синтаксис стихотворных строк в «переводе» становится беспорядочнее. Это виднее всего по такому признаку, как концестремительность строки. В русском языке большинство синтагм (колонов) ориентированы на последнее слово: оно вступает как в контактные сочетания с предыдущим, гак и в дистанционные с предпредыдущими словами. В стихе строки стремятся совпадать с синтагмами и принимают то же строение. В «оригинале» степень концестремительности плавно нарастает от первой строки к последней: I) последнее слово замыкает только одно словосочетание, «звучнее тишина»; II) последнее слово замыкает два словосочетания, «город затихает» и «перед ночью затихает»; III) оно замыкает тоже два словосочетания, но одно из них более тесное (атрибутивное), «глядится луна» и «полная луна»; IV) оно замыкает целых три словосочетания, «мне сияет», «она сияет» и «из зеркала сияет». В «переводе» такого плавного нарастания нет: I) последнее слово замыкает два словосочетания, «яснее звук» и «каждый звук»; II) оно замыкает только одно словосочетание, «затихает движенье»; III) оно опять замыкает два словосочетания, из них одно — большое, трехсловное, «предо мной — круг» и «лунный полный круг»; IV) оно замыкает тоже два сочетания, но без трехсловных, «в зеркале отображенье» и «его отображенье». В крайнем случае можно сказать, что здесь вместо плавного нарастания налицо два убывания — от первой строки ко второй и от третьей к четвертой; но нет уверенности, что это непосредственно ощутимо при восприятии.

За стилистическим уровнем следует фонетический: стиховой и звуковой. Подбор стихотворных ритмов в «оригинале» более упорядочен, в «переводе» более пестр и хаотичен. В «оригинале» первые две строки имеют пропуски ударений на стопах II и IV, последние две строки — только на стопе IV: строки о фоне и строки о луне отчетливо противопоставляются друг другу. Это подкрепляется расположением последнего словораздела: в первых двух строках он женский («звучнее…», «ночью…»), в последних двух — дактилический («полная…», «из зеркала…»); остальные словоразделы беспорядочны. В «переводе» все строки различны по ритму: в первой пропусков ударений нет, во второй ударение пропущено на стопах I и IV, в третьей только на стопе I, в четвертой на стопах II и IV. Словоразделы беспорядочны все; может быть, следовало бы отметить, что в мужских строках три последних словораздела располагаются тождественно, но нет уверенности, что это сколько-нибудь ощутимо.

Фоника ударных гласных в четырех строках «оригинала» дает расположение: У-Е-А; О-О-А; ИОО-А; ЕАЕ-А; в четырех строках «перевода»: ЕАЕАУ; АО-Е; ОУОУ; Е-О-Е. В «оригинале» движение артикуляции от закрытости к открытости во всех строках плавное (и только в четвертой изломанное, ЕАЕ-А); в «переводе» движение от открытости к закрытости во всех строках изломанное (и только во второй плавное, АО-Ё).

Все строки «оригинала» кончаются на широко открытое А (традиционная «звуковая точка», по выражению А. В. Артюшкова), тогда как внутри строк это А появляется лишь единожды: налицо отчетливый контраст. Строки «перевода» кончаются на У и Е, и внутри строк эти У и Е появляются еще четыре раза; рифмующий звукоряд не контрастирует, а сливается с внутренними. В строках «оригинала» — 4 повтора ударных гласных, из них два — подряд (О-О и ОО); в строках «перевода» — 5 повторов ударных гласных, но из них ни одного — подряд; от этого звукопись кажется пестрее и беспорядочнее.

Фоника согласных (без учета твердости-мягкости и позиционных оглушений) в четырех строках «оригинала» дает следующую картину внутристрочных повторов: В-ЧСС-В-ЧНН; РД-РД-ТТ; ЛНа-ЛНа-ЛНа; ННН-33. В четырех строках «перевода»: ВВЧНЙЧаСЙаСНЙ; ТТВ-ДДВ; ПНЙ-НЛНыЙ-ПЛНыЙ; ВР-ВР. В «оригинале» повторами захвачена меньшая доля консонантного состава; чем в «переводе» (42 % против 53 %), зато повторяющиеся согласные расположены упорядоченнее, и повторы, по-видимому, ощутимее.

Рифмы «оригинала» — субстантивная и глагольная; рифмы «перевода» — только субстантивные. Глагольные рифмы считаются предосудительно легкими, и современные переводчики избегают их даже тогда, когда в подлиннике они налицо. Таким образом, эта перемена тоже характерна для разницы между «оригиналом» и «переводом».

Наконец, оглянемся на обрамление «оригинала» и «перевода» — на строфы I и III. Первая строфа — три фразы (1+1+2 строки) и в них стилистический диссонанс — прозаизм «Расположенье подлинного текста». Точно такое же строение, как мы видели, имеет не парная к ней вторая строфа («оригинал»), а зеркально расположенная четвертая, последняя строфа («перевод» — с прозаизмом «И затихает в городе движенье»). Третья строфа — четыре фразы (по одной строке каждая); точно такое же строение имеет зеркально расположенная вторая строфа («оригинал»). Таким образом, композиция всего стихотворения оказывается построена по зеркальному принципу, зеркальный принцип подсказан образом зеркала, а образ зеркала — темой стихотворения: переводом, «отображеньем».

Из сказанного видно, что расположение материала по строфам стихотворения никак не случайно. Если мы поменяем местами «оригинал» и «перевод» — строфы II и IV, — то образы от начала к концу станут ярче, стилистика богаче, фоника упорядоченнее, «отображенье» станет выразительнее своего образца. Соответствие формы содержанию разрушится или, во всяком случае, станет сложнее и трудноуловимее. В настоящем же виде тема «перевода-зеркала» полностью определяет строение стихотворения.

Считается, что соответствие формы содержанию — привилегия великих литературных произведений. Разбор скромного стихотворения Д. С. Усова показывает, что, пожалуй, не только великих. Было бы интересно аналогичным образом обследовать гипотетически перестроенный вид этого стихотворения — с переставленными строфами II и IV. Несомненно, композиционные закономерности удалось бы найти и там, но они были бы сложнее. Когда удастся меру такой сложности выражать в объективных количественных показателях, тогда, вероятно, можно будет выявить оптимальную степень сложности, соответствующую интуитивно ощущаемым (разными читателями по-разному) характеристикам «хорошо — плохо».

Москальчук Галина Григорьевна (д. ф. н., проф.)

ПЕРЕВОДА  НА  УРОВНЕ ГАРМОНИИ  ЦЕЛОГО

Переводческая эквивалентность текста является важной составляющей речевой деятельности на уровне межъязыковых контактов. Интуитивные оценки адекватности формы целого необходимо перевести в наблюдаемые параметры. В частности, М.Л. Гаспаровым разработана методика количественного измерения точности перевода, касающаяся соотношения в текстах грамматических категорий и лексических единиц [1; 163]. Оценка эквивалентности перевода пока не распространяется на уровень гармонии целого текста. В статье предлагается опыт сопоставления вариантов текста, обладающих различными функциональными возможностями для передачи одного и того же содержания.

Ритм как интегративная характеристика целого текста включает две группы факторов: 1) периодичность проявления процессов организации структуры текста, проявляющуюся в неравномерном и позиционно детерминированном распределении повторяющейся части текста; 2) цикличность процесса самоорганизации текста, возникающую спонтанно как способ приспособить разнородные компоненты структуры текста друг к другу в рамках целостности. За элементами симметрии кроется повторяемость характера воздействия на читателя, сопровождающаяся некоторым снижением информативности текста, а за асимметрией - новизна впечатления и повышенная информативность [2]. Периодичность спадов и подъемов плотности распределения в тексте элементов симметрии и асимметрии обусловлена потребностью человека в психофизиологическом комфорте. Поэтому несовпадение ритма целого текста в оригинале и переводе может существенно исказить читательское восприятие авторского замысла.

Инвариант структурной организации и самоорганизации текста фиксирует, консервирует первичный <праритм> текстопорождающей деятельности человека, воплощающийся в ритме развертывания структуры текста. Поэтому повторяемость и неосознаваемая человеком воспроизводимость инварианта структуры текста является фактом объективного существования ритма, организующего процесс создания и восприятия словесного произведения.

Установлено, что существенное влияние на характер целого оказывают общие (и независимые от системы языка) процессы организации и самоорганизации любой природной неравновесной системы. Цикличность инварианта структуры текста проявляет себя как дистантная симметризация постоянно возникающих внутритекстовых функциональных асимметрий, в частности, неточности совпадения границ композиционных зон текста и границ предложений. Позиционные погрешности стремятся к взаимной компенсации и в большинстве случаев, что статистически проверено нами на 2 тысячах текстов, самокорректируются уже в границах тела текста. Через флуктуации размера предложения, как ритмических долей низшего порядка, происходит позиционная корректировка тела текста, приспособление ритма развертывания целого к психофизиологическим особенностям человека.

Для оценки адекватности оригинала и его трансформации (перевод, сокращение текста при редактировании, перевод прозаического текста в пьесу, киносценарий и т.п.) важно учитывать не только языковые показатели глубинных и поверхностных структур, но и меру их соотношения в тексте. Изучение механизма согласования различных языковых и формообразующих факторов невозможно без операциональных приемов экспликации показателей смысла и формы оригинала, с тем чтобы сохранить их в переводе. Это должно быть предметом заботы лингвистики и литературоведения, а не только интуиции и общей культуры переводчика.

Предлагаемый нами анализ включает оценку структуры текста по характеру протекания в нем интегративных синергетических процессов с последующим сопоставлением структуры оригинала и перевода. Это дает надежный критерий для гармонической правки целого, то есть видоизменения внутренней структуры текста в сторону его гармонизации по модели оригинала. Затем для достижения большей адекватности смысла текста, учитываются языковые показатели поверхностных языковых структур. Важно также сохранять в текстах меру соотношения совпадающих показателей как глубинных, так и поверхностных языковых структур целого.

Механизм согласования перечисленных факторов в переводе нуждается в отдельном исследовании. Необходимо разработать операциональные приемы выявления и сравнения показателей смысла и формы в оригинале, чтобы сохранить их в переводе. Перевод нуждается в гармонической правке текста, под которой понимается приведение динамики позиционного развертывания структуры целого текста в соответствие с аналогичными процессами, заложенными автором в оригинале. Это необходимо для сохранения точно такого же характера глубинной структуры целого, встроенного автором  в структуру текста, с целью вызвать у читателя такой же эмоциональный отклик. Осуществить это можно путем сохранения качественного (симметричного или асимметричного) соотношения ориентации границ предложения относительно позиционного инварианта текста с его иерархией сильных и слабых позиций.

Позиционная синхронизация текстов с использованием свойств пропорции позволяет строго оценивать адекватность формы целого на уровне его скрытых характеристик. Критерии сопоставления текстов опираются на выявление модели структуры текста. За каждой вариацией формы целого текста стоит различная внутренняя ритмика позиционной плотности циклических связей, определяемая характером модели, то есть несходные функциональные состояния структуры текста как целостности. Это обусловлено вариативным положением наиболее мощного аттрактора (притягивающего множества) текста, организующего вокруг себя поле, наиболее выгодное для интерпретации смысла - креативный аттрактор. Поэтому знание положения в тексте креативного аттрактора и смысла, заключенного в нем, весьма эвристично как теоретически, так и в практическом плане. За конкретной формой текста всегда стоит собственная иерархия аттракторов, а также определенный эмоциональный фон градационной модели (восходящей, нисходящей, статичной, восходяще-нисходящей или наоборот), а это воспринимается как носитель определенного аффекта [3; 205-206].

Изменением в нужную сторону качества ориентации предложения в целом тексте мы максимально приближаем его к оригиналу. При этом преобразуется динамика внутреннего ритма текста и соответствующей градации функциональных режимов самоорганизации структуры. Неосознаваемый, но активно воздействующий на читателя структурный остов целого текста (что подтверждается в психолингвистических экспериментах) сохраняется, потому что порядок поступления информации, иерархически ранжированной автором, совпадает. Гармоническая правка целого текста, таким образом, приближает читателя к постижению аксиологической сути авторского намерения, встроенного в текст. Важнейшая задача переводчика состоит в синхронизации смыслов, выявляемых им в оригинале, с внутренней иерархией информативности интервалов текста как целостности. Затем можно добиваться соответствия на уровне поверхностных языковых структур, что обычно и обсуждается в связи с проблемой переводческой эквивалентности произведений.

Процедуру и методику гармонической правки текста можно показать на весьма формализованном тексте, в котором обнажен основной конструктивный прием. Таким материалом для нас послужило стихотворение Д.С. Усова <Переводчик>, тщательно разобранное М.Л. Гаспаровым [1; 198]. Мы воспользовались этим примером для показа новых возможностей анализа текста, позволяющих иначе осветить затронутые М.Л. Гаспаровым проблемы: <Считается, что соответствие формы содержанию - привилегия великих литературных произведений. Разбор скромного стихотворения Д.С. Усова показывает, что, пожалуй, не только великих. Было бы интересно аналогичным образом обследовать гипотетически перестроенный вид этого стихотворения - с переставленными строфами 2 и 4. Несомненно, композиционные закономерности удалось бы найти и там, но они были бы сложнее. Когда удастся меру такой сложности выражать в объективных количественных показателях, тогда, вероятно, можно будет выявить оптимальную степень сложности, соответствующую интуитивно ощущаемым (разными читателями по-разному) характеристикам <хорошо - плохо> (курсив мой. - Г.М.)> [1; 201]. Итак, стихотворение Д.С. Усова <Переводчик>:

1. Недвижный вечер с книгою в руках,

И ход часов так непохож на бегство.

Передо мною в четырех строках

Расположенье подлинного текста.

2. <В час сумерек звучнее тишина,

И город перед ночью затихает.

Глядится в окна полная луна,

Но мне она из зеркала сияет>.

3. От этих строк протягиваю нить;

Они даны - не уже и не шире:

Я не могу их прямо повторить,

Но все-таки их будет лишь четыре:

4. <В вечерний час яснее каждый звук,

И затихает в городе движенье.

Передо мной - не лунный полный круг,

А в зеркале его отображенье>.

М.Л. Гаспаровым обсуждается вариант с переменой местами 2 и 4 строф, то есть <перевод> впереди <оригинала>: <Из сказанного видно, что расположение материала по строфам стихотворения никак не случайно. Если мы поменяем местами <оригинал> и <перевод> - строфы 2 и 4, - то образы от начала к концу станут ярче, стилистика богаче, фоника упорядоченнее, <отображенье> станет выразительнее своего образца. Соответствие формы содержанию разрушится или, во всяком случае, станет сложнее и трудноуловимее. В настоящем же виде тема <перевода-зеркала> полностью определяет строение стихотворения> [1; 201].

Подробный анализ адекватности <оригинала> и <перевода> в стихотворении Д.С. Усова М.Л. Гаспаров заключает фразой: <: Но нет уверенности, что это непосредственно ощутимо при восприятии> [1; 200]. Фраза представляется знаменательной, ибо фиксирует неосознаваемость внутренней градации структуры в целом произведении. Попытаемся обнаружить ее в различных вариациях текста, возникающих при перестановке строф (всего возможны 24 варианта перестановки строф). Рассмотрим лишь четыре варианта с использованием разработанной нами методики выявления внутритекстовых циклов, учитывающей качество ориентации предложения относительно эвристичных позиций текста (подробно методики анализа и все понятия см.: [2]). Плотность циклов, пересекающих аналогичные позиционные интервалы рассматриваемых вариантов текста, наглядно показывает их сходства и различия на глубинном уровне структурной самоорганизации формы.

1 вариант (авторский текст, порядок строф 1234) реализует модель /22221/ с плотностью циклов по позиционным интервалам в порядке их следования в тексте: 2 - 4 -6 - 8 - 10 - 5. Таким образом, в данной вариации реализована восходяще-нисходящая градация плотности циклов с максимумом, сдвинутым ближе к концу текста. Сочетание точечных аттракторов 2 - 2 указывает на концестремительность модели.

2 вариант с перестановкой 1 и 3 строф (3214) реализует модель /21111/, являющуюся позиционной инверсией авторского варианта, но функциональные различия значительны. Плотность циклов иначе развертывается от начала к концу текста: 5 - 10 - 8 - 6 - 4 - 2. По структуре - это восходяще-нисходящая модель, но внутренний ритм формы различается, наибольшая плотность циклов сдвинута ближе к началу текста: сочетание точечных аттракторов 1 - 1 указывает на началостремительность формы, что сразу отдаляет этот вариант от авторского.

3 вариант (1432) совпадает по структурной модели и плотности циклов с авторским текстом /22221/. Различна лишь позиционная и смысловая нюансировка целого. Данный вариант наиболее близок по глубинной ритмической структуре целого к авторскому тексту.

4 вариант (4321) дает модель /21210/ с плотностью циклов: 3 - 6 - 5 - 6 - 3 - 3. Элементы обрамления (зачин и концовка) равны по плотности циклов, внутри же целого реализуется восходяще-нисходящая градация с колеблющимся ритмом. Этот вариант по внутренней (началостремительной) динамике также отдален от авторского текста.

Разумеется, можно рассматривать и другие перестановочные вариации исходного текста, но для показа структурных и функциональных различий этих случаев достаточно. Интервалы текста с высшей степенью плотности циклов являются его аттракторами, локализующими наиболее важную информацию, они определяются по величинам плотности циклов в каждой модели. Прием сопоставления аттракторов 1 степени (выделено жирным шрифтом) и 2 степени (курсив) позволяет позиционно и иерархически синхронизировать смыслы оригинала и перевода.

Сравнение языковых показателей поверхностных уровней текста только усиливает совпадение. Представим эти фрагменты:

1 вариант (авторский): <:> Но мне она из зеркала сияет./ 3. От этих строк протягиваю нить;/ Они даны - не уже и не шире: /Я не могу их прямо повторить, / Но все-таки их будет лишь четыре: / 4. В вечерний час яснее каждый звук, /И затихает в городе движенье. <:>;

2 вариант: <:> Они даны - не уже и не шире: / Я не могу их прямо повторить, / Но все-таки их будет лишь четыре: / 2. В час сумерек звучнее тишина, / И ( город перед ночью затихает. <:>;

3 вариант: <:> Но мне она из зеркала сияет>. / 3. От этих строк протягиваю нить; / Они даны - не уже и не шире: / Я не могу их прямо повторить, / Но все-таки их будет лишь четыре: / 4. В вечерний час яснее каждый звук, / И затихает в городе движенье. <:>;

4 вариант: <:> Передо мной - не / лунный полный круг, / А в зеркале его отображенье>. / 3. От этих строк протягиваю нить; / Они даны - не уже и не шире: / Я не могу их прямо повторить, / Но все-таки их будет лишь четыре: / 2. В час сумерек звучнее тишина, / И город перед ночью затихает.<...>.

Как видим, информация, размещенная в аттракторах рассматриваемых нами 4 вариантов текста, несколько различается. Сравнение полученных вариантов проводилось по тематическому принципу, учитывающему те содержательно-композиционные компоненты текста, которые оказались при перестановках строф наиболее выдвинутыми самой формой. Сначала мы установили: к каким компонентам авторского оригинала относится тот или иной отрезок текста, попавший в зону аттракторов. Здесь мы придерживались терминологии М.Л. Гаспарова, выделившего в стихотворении Д.С. Усова Оригинал (2 строфа), Перевод (4 строфа), и добавим к этому фрагмент, раскрывающий Рефлексии переводчика на свое искусство-ремесло (1 и 3 строфы). Во всех рассматриваемых 4 вариантах данные компоненты попадают в область аттракторов, но в различной пропорции. Тема Оригинала представлена в каждом из вариантов разным количеством словоформ (порядок цифр везде соответствует номеру варианта): 5 - 6 - 5 - 7; тема Рефлексии переводчика: 13 - 6 - 11 - 23; тема Перевод: 7 - 0 - 7 - 5.

Параметры сравнения оригинала и вариантов

стихотворения Д.С. Усова "Переводчик"

Таким образом, наблюдается очевидное количественное и тематическое сходство 1 и 3 вариантов, проявляющееся в присутствии всех трех тематических компонентов, которое дополняет и усиливает отмеченную ранее эквивалентность структуры авторского текста и трансформа 3 (выделены жирным шрифтом - Г.М.). Вариант 2 подает тему Переводческих рефлексий несколько сужено, да и сам Перевод в нем вовсе не попадает в поле интерпретации. А вариант 4, напротив, уделяет теме Переводческих рефлексийчрезмерное внимание. Итак, используя новые факты о структурной самоорганизации текста, можно точнее оценить эквивалентность формы целого текста при его переводе на другой язык (или иных семантико-стилистических преобразованиях текста).

Обсуждаемые в данной работе закономерности структурной эквивалентности текста экспериментально проверены на материале английского, французского, немецкого и русского языков, что говорит об их универсальности [4]. Развитие процедуры сравнения текстов для достижения их переводческой эквивалентности на уровне гармонии целого изложено в статье, посвященной анализу русских переводов стихотворения Э.А. По <To Helen> [5].

Поскольку в тексте происходит органичное сопряжение содержательных и формальных компонентов, то трансформации размера предложений относительно фиксированных позиций текста, как показывает эксперимент, изменяют ритм формы текста, иногда и весьма существенно. Подобные деформации всегда относились к области интуиции редактора и автора. Теперь ясно, что эти процессы поддаются экспликации в наблюдаемых параметрах, их можно выявить, проанализировать и скорректировать в зависимости от различных стилистических и прагматических установок. Сведения о процессах организации и самоорганизации текста могут существенно изменить и оптимизировать качество профессиональной работы с текстом.

Проблема глубинного ритма формы текста и возможности управления восприятием целого в процессе общения через текст, безусловно, заслуживают углубленного внимания филологов. Это новое знание поможет отделить объективно протекающие в тексте процессы от наших субъективных интерпретаций, позволит несколько продвинуться в понимании природы текста.

Библиографический список

1. Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995.

2. Москальчук Г.Г. Структурная организация и самоорганизация текста. Барнаул, 1998.

3. Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1987.

4. Сонин А.Г., Пищальникова В.А., Москальчук Г.Г. Гармония формы и смысла текста как результат интегративного синергетического процесса // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. Бийск, 1998. Т. 2.

5. Афанасьева Е.А., Москальчук Г.Г. Анализ эквивалентности перевода с позиций гармонии целого // Языковая картина мира: лингвистический и культурологический аспекты. Бийск, 1998. Т. 1.