Исчезли няни крепостные,
Ушли в загробный свой покой...
Они всходили по России,
На ниве темной и сухой,
Как чахлые цветы какие:
Хоть некрасив, хоть невысок,
И не пахуч, а всё цветок!

Царь Годунов узаконил
Начала крепостного права,
Злорадство воли, порчу нрава,
Разгул патриархальных сил,
В те дни из тысячи волокон,
В жару томительном, в бреду,
Россия, с жизнью не в ладу,
Свивала свой громадный кокон.

Все были закрепощены
В болезнь слагавшейся страны;
И не могли иметь значенья
Ни мелкий лепет частных прав,
Ни личность... Всё и вся поправ
В великой мысли единенья,
Россия шла сама собой.

Одно тяжелое заданье
Скрепляло, как цемент живой,
Всех дробных сил существованье:
Все нипочем, себя долой,
Но только бы в одном удача -
Решить тебя, страны задача,
Стать царством и народ спасти!
Что за беда, что на пути
Мы, тут да там, виновны были,
Тех стерли, этих своротили,
Тут не дошли, там перешли?
Спросите каменный утес:
Зачем он тут и так пророс?
Когда он трещины давал,
Он глубоко, до недр, страдал!..

Век крепостничества погас.
Но он был нужен, он нас спас.

Во многом - воплощенье злого,
Он грозен и преступен был...
Тогда из своего былого
Народ тип нянюшки развил.

Народ, и так всегда бывает,
Когда подступит зло в упор,
Он то, что нужно, сам рождает,
И беззаветно разрушает
Всех наших умствований вздор.

Так, в те года, он к нашим детским,
Назло всем выходцам немецким,
Созданьем ясным и живым,
Поставил няню часовым.

Всегда в летах; за годы чтима
И тем от барина хранима,
Она щадилась даже им,
Как будто бы назло другим,
И тот инстинкт, что в звере бродит,
Его в семье от зла отводит
И учит охранять птенцов, -
Был и у крепостных отцов.

Не в детских, в видах поученья,
Свершались ими преступленья;
Не там, не на глазах детей
Рос стыд отцов и матерей...

И, няню на часы поставив
У детских - наш простой народ,
Себя всем мукам предоставив,
Детей берег, смотря вперед...

И сколько вздохов и рыданий,
Неистовств всяких темных сил,
Звук песни няни, ход сказаний,
От слуха деток заслонил!..